Петр Павленко - Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
— Человек за бортом! — кричит Снежков в телефон. — Степа тонет в открытом море! — и затем повторяет приказание дежурного: — Есть поднять сигнальный флаг «Человек за бортом!»
Над башней взвивается флаг «Человек за бортом».
Однако никто не замечает этого тревожного сигнала.
Гонки продолжаются, и взоры всех зрителей устремлены на «пятерку», сумевшую намного опередить своих соперников.
Вдруг Столицын увидел на башне сигнальный флаг, быстрым взглядом окинул море, и опытный глаз бывшего сигнальщика обнаружил вдали барахтающегося в воде Степу.
Сергей резко повернул руль, уверенно отдал нужную команду — и «пятерка», убрав флаг и тем самым показав, что она выходит из соревнования и уступает дорогу к финишу другим шлюпкам, круто развернулась и пошла на выручку к Степе.
В это время Сковородкин, выбиваясь из последних сил, упорно пытается взобраться на плавающего вверх дном «Морского охотника», но каждый раз лодка с громким бульканьем погружается к воду.
А намокшая, но все еще роскошная подаренная мамой капитанка уплывает все дальше и дальше…
Степа даже не заметил, как сзади подошла к нему «пятерка», а когда несколько рук нахимовцев подхватили его, он вдруг закричал не своим голосом:
— Фуражку! Фуражку спасайте!
Кто-то подцепил фуражку веслом, высоко поднял ее над водой и перебросил в шлюпку в тот самый момент, когда в нее втащили Степу. «Четверка» в это время была уже совсем близко от финиша, и ей доставалась в этом соревновании победа…
Степа вынул из фуражки раскисшую от воды тетрадь, раскрыл ее и ужаснулся.
— Все мои пятерки смыло, — сказал он чуть не плача. — А я хотел вашему командиру показать…
— Самого чуть не смыло… — сердито отозвался Дима. — Первое место из-за тебя потеряли…
И в ту же секунду раздались аплодисменты, крики «ура», звуки оркестра.
«Четверка» прошла линию финиша.
— Ну вот видишь, — хвастливо обращается к Марату паренек из четвертой роты, — наша четвертая рота второй год на первом месте!
— Степку благодарите, жертву морской стихии, — мрачно отвечает ему Марат.
— Степка тут не при чем.
— А по-моему, — говорит девочка, которая вместе с Маратом «болеет» за пятую роту, — сегодня на первом месте все-таки пятая рота!
Раздается новый взрыв аплодисментов. Зрители дружно приветствуют «пятерку», ведущую на буксире «Морского охотника» Степы Сковородкина.
На командном мостике эсминца контр-адмирал крепко пожимает руку Левашову.
— Молодцы ваши «севастопольцы»!
Поздние сумерки. «Адмирал Нахимов» стоит на якоре. Черная вода лижет корпус эсминца. По воде бегут блики сигнальных огней. Мигает яркий свет на клотике — дежурный сигнальщик переговаривается с «башней».
С корабля доносится бой склянок.
По палубе эсминца идет Левашов. Честь нести первую вахту на корабле досталось все-таки пятой роте.
Внимание Левашова привлекает задремавший у орудия воспитанник. Это Федя Снежков.
Офицер останавливается, долго глядит на мальчика и в его взгляде можно прочесть и отеческую нежность и озабоченность. Вероятно, не сразу приходит решение — как быть с этим маленьким «часовым», безмятежно похрапывающим у орудия.
Наконец, отвернувшись от Снежкова, Левашов начинает покашливать. Снежков просыпается и, живо стряхнув с себя сон, вытягивается перед офицером.
— Хорошая ночь, — говорит Левашов, любуясь небом, морем, далекими огоньками на берегу.
— Прелестная, товарищ капитан третьего ранга, — соглашается ободрившийся Снежков.
— Спать не хочется?
— Никак нет!
Левашов поворачивается к мальчику.
— Молодец, воспитанник Снежков! Спать на посту нельзя. За сон на посту строго наказывают! — Он снова смотрит на небо, на море, на далекие огоньки. — А ночь хороша!..
Идет дальше.
Левашов спускается в кубрик. Останавливается на пороге, прислушивается.
Главстаршина — старый моряк, соратник Алексея Петровича Лаврова — рассказывает нахимовцам о боевых делах родного корабля.
— …Немецкий караван с сильным конвоем пережидал туман. Боялись фашисты, как бы на свои же мины не напороться. А Алексею Петровичу этого только и надо было. Свалиться как снег на голову, драться на близкой дистанции — это было ему по душе…
Мальчики слушают старшину, затаив дыхание. Борис не спускает с него глаз, с глубоким волнением ловит каждое слово с своем отце.
— Пошли мы в тумане через минные поля, — продолжает моряк, — да подобрались к фашистам так — ближе нельзя. Они и с якоря сняться не успели, как потопили мы два транспорта. Опомнились фашисты — и ну, палить напропалую. А сами наутек! Мы за ними… И тут вражеский снаряд ударил в боевую рубку. Меня рвануло от штурвала, сбило с ног… Вскочил я, посмотрел на Алексея Петровича — он стоит, командует, только белый стал, как полотно. Ну, думаю, пронесло — жив наш командир… И вдруг он пошатнулся. Офицер подхватил его на руки. Прошла, наверно, минута — и снова услышал я голос Алексея Петровича. Это был его последний приказ…
— Какой приказ? — невольно вырвалось у Бориса.
Старшина взглянул на мальчика и, немного помолчав, тихо произнес слова приказа:
— О смерти командира личному составу не сообщать… Бой вести до полного разгрома противника…
Ребята с дружеским участием поглядывают на Бориса.
Сергей украдкой пожимает ему руку.
Звучит сигнал отбоя.
Ночь. Тишина. В кубрике, на матросских койках, спят свободные от вахты нахимовцы.
Не может заснуть только Борис. Взволнованный рассказом старшины, он думает об отце, о последних минутах его жизни. Неожиданно у него возникает какое-то решение.
Борис поднимается на своей койке, оглядывается и, убедившись, что все спят, проворно достает одежду и начинает одеваться…
Командирский мостик. Из темноты появляется фигура Бориса. Мальчик останавливается, напряженно всматривается вперед.
По мостику медленно прохаживается вахтенный воспитанник Сергей Столицын.
Выждав удобный момент, Борис осторожно двинулся вперед и незаметно проскользнул в боевую рубку.
И вот Борис стоит на том самом месте, где осколком вражеского снаряда был сражен его отец… Отсюда он управлял кораблем, отсюда руководил боем, здесь мужественно прозвучали его последние слова…
Вот рычаги, приборы, компас… К ним прикасались руки отца. Растроганный Борис внимательно вглядывается в эти вещи, осторожно притрагивается к ним.
Потом он поднимает лицо и замирает… Перед ним — в стальной рамке, навечно вделанной в стенку рубки, — портрет отца. Словно живые, умные добрые глаза офицера смотрят прямо на мальчика.
Внизу надпись:
«Капитан первого ранга Алексей Петрович Лавров — первый командир эскадренного миноносца «Адмирал Нахимов». Пал смертью храбрых в морском бою 18 октября 1941 года».
На глазах мальчика блестят слезы.
На стойке под портретом лежит «Исторический журнал» корабля. Борис берет журнал, начинает торопливо листать страницы.
Вот страница с записью от 18 октября 1941 года:
«14 часов 15 минут.
Капитан первого ранга Лавров тяжело ранен. Его последний приказ: «О смерти командира личному составу не сообщать. Бой вести до полного разгрома противника».
Борис снова переводит взгляд на портрет отца. Руки медленно опускают раскрытый журнал на стойку.
Тяжелая книга ложится на рычаги сигналов — и в тот же миг на корабле раздается звон колоколов громкого боя. Боевая тревога!
Не поняв сразу, что он сам виновник тревоги, Борис срывается с места, выскакивает из рубки и вдруг догадывается, что случилось… Он готов броситься обратно к книге, но слышит чьи-то шаги и быстро прячется в тень.
В рубку вбегает Сергей.
По палубе бегут матросы.
Воспитанники вскакивают с коек. На ходу одеваясь, выбегают из кубрика.
Артиллеристы срывают с орудий чехлы.
Включаются механизмы.
Прижавшись к стенке переборки, стоит встревоженный Борис. Мимо него пробегают ребята.
Один из мальчиков, споткнувшись о бухту каната, падает и соскальзывает за борт.
И сразу же раздается громкий мужской голос:
— Человек за бортом!
Борис выскакивает из своего укрытия, чтобы броситься на помощь товарищу, но у самого фальшборта его останавливает Левашов.
— Куда?
Борис в смятении не может вымолвить ни слова.
— Шлюпку на воду! — громко командует офицер подбежавшим матросам.
В боевой рубке Сергей снимает с сигнальных рычагов книгу, и в ту же секунду звон колоколов прекращается.
Неожиданно за спиной мальчика раздается строгий окрик матроса:
— Ты что здесь делаешь?
Сергей не успевает ответить, — на пороге рубки появляется дежурный офицер в сопровождении нахимовца-связного.
